Неточные совпадения
То, что теологи называют благодатью, сопоставляя ее с человеческой свободой, есть
действие в человеке
божественной свободы.
Завет христианства заключается в соединении небесного с земным,
божественного — с человеческим; всеобщее же воскрешение, воскрешение имманентное, всем сердцем, всей мыслью, всеми
действиями, т. е. всеми силами и способностями всех сынов человеческих совершаемое, и есть исполнение этого завета Христа — Сына Божьего и вместе с тем сына человеческого».
В центре этой трагедии стоит
божественный Человек — Христос, к Нему и от Него идет историческое
действие трагедии.
Только гносеология не человеческого происхождения, только гносеология, открывающая
действие Духа Божьего в философском познании, только такая соборная, церковная гносеология, исходящая от изначальной данности
Божественного Логоса в нас, может возвыситься над антропологическим и психологическим релятивизмом.
Величайшие философы, и христианские и языческие, те, для которых философия была священной, признавали существование высшего,
божественного разума — Логоса, в котором субъект и объект тождественны, и открывали
действие Логоса в человеке.
Но владычествующий дух первозданной натуры, князь мира сего, первый носитель
божественного света в природе, отчего и называется он Люцифером, сиречь светоносцем или Денницею,
действием воли своей расторг союз бога с натурою, отделил огонь своей жизни от света жизни
божественной, захотев сам себе быть светом.
Но сие беззаконное
действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона
божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял свет
божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
Ибо человек, будучи одинаково причастен духа божия и стихийной натуры мира и находясь свободною душою своею посреди сих двух начал, как некая связь их и проводник
действия божия в мире, тем самым имел роковую возможность разъединить их, уклонившись от
божественного начала и перестав проводить его в натуру.
Рубановский, подумав, отвечал мне: «Под словом сила надобно разуметь
божественную силу, то есть самого бога, а как в
божественной силе заключаются
действия, следствия и произведения, то человек и может зреть их только посредством
божественной силы.
У Юма она имела субъективно-человеческое значение — «быть для человека», у Беркли получила истолкование как
действие Божества в человеческом сознании; у Гегеля она была транспонирована уже на язык
божественного бытия: мышление мышления — само абсолютное, единое в бытии и сознании [К этим общим аргументам следует присоединить и то еще соображение, что если религия есть низшая ступень философского сознания, то она отменяется упраздняется за ненадобностью после высшего ее достижения, и только непоследовательность позволяет Гегелю удерживать религию, соответствующую «представлению», в самостоятельном ее значении, рядом с философией, соответствующей «понятию».
Божество в Его внутрибожественной жизни остается трансцендентным для твари, однако
действия Божества, Его откровения,
божественная сила, изливающаяся в творении, есть то же Божество, единое, неделимое, присносущее.
И
божественное промышление, раз оно попустило тварную свободу и вступило с нею в реальное взаимодействие, влияет на мир не с механически предустановленной закономерностью, но творчески, всегда оригинально и в соответствии
действию тварной свободы.
Быть может, более соответствует его высокому религиозному духу такая мысль: воскресение мертвых есть акт богочеловеческий, требующий соединения
божественной благодати и человеческого
действия, и, признавая вполне
божественную сторону воскрешения, человек должен проявить в нем участие своим встречным усилием, собственным стремлением к воскрешению.
Ведь следует различить
действие Бога в мире, хотя и совершаемое в человеке и чрез человека (что и есть теургия в собственном и точном смысле слова), от
действия человеческого, совершаемого силой
божественной софийности, ему присущей.
Все теологические доктрины о благодати означали лишь формулировки истины о богочеловечности человека, о внутреннем
действии божественного на человеческое.
Человеческое сопротивление и насилие мешают
действию божественной природы.
Не определяйся в своих нравственных суждениях и
действиях аффектом страха, побеждай духовно страх, определяйся чистым стремлением к высоте, к
божественному, к чистой любви — это есть абсолютный нравственный императив.
И то, что теология называет
действием благодати на человеческую душу, есть пробуждение ее глубины, воспоминание о
Божественном источнике жизни.
Какое для меня утешение, что существует мировой или
божественный разум, если совсем не выяснен вопрос о
действии этого мирового и гносеологического разума во мне, о моем человеческом разуме.
Совесть же, совершающая оценку и произносящая суждения, должна быть свободна от всего вне ее находящегося, внешнего для нее, т. е. она подвергается лишь
действию Божьей благодати, послушна лишь воспоминанию о горнем
божественном мире.
Человеческая природа плоха при ее внутренней активности, при ее сопротивлении, при внутренней же ее пассивности она превращается в добрую природу, потому что она заменяется
действием божественной природы.
Зрелая и свободная воля направляет свой акт хотения, свое
действие на космическую,
божественную жизнь, на богатое содержание жизни, а не на пустоту.